До церемонии бракосочетания неприкосновенность невесты в каждом её выходе в свет охраняли не только специально отобранные гвардейцы, но и магическая защитная оболочка, создаваемая всякий раз, когда невеста оказывалась вне своих личных покоев. Не обладающих способностями к волшебству от оболочки просто отбрасывало, желающих поколдовать — разило без сожаления, насмерть. Продавить оболочку мог бы, наверное, только тот, кто оказался б сильнее всего Конклава имперских магов. Однако никто до сих пор не решался бросить им вызов. Ни северные шаманы, ни восточные чароплёты, ни западные мольфары, ни южные чернокнижники.

В поездках по священным городам Великой Империи за магическую защиту невесты отвечала высокородная Астия. Это право она в своё время выторговала у Конклава. Цена была, конечно, приличная, но цель того стоила. Предсвадебное влияние на невесту, как правило, переходило в разнообразные послесвадебные преференции, получаемые как самой Астией, так и прочими представителями рода Ста́ур...

Носильщики внезапно остановились, паланкин дёрнулся.

Женщина приподнялась с подушек и недовольно скривилась.

Какой-то нерасторопный торговец, услышав о приближающемся кортеже, решил укатить свой лоток в ближайший проулок, но, видимо, из-за спешки не вписался в «крутой поворот» и врезался в угол дома. Колесо у тележки сломалось, нехитрый скарб высыпался на землю.

Торговца сразу же отпихнули к стене и поставили на колени. Двое гвардейцев принялись оттаскивать перегородившую дорогу тележку, ещё двое начали откидывать в сторону валяющееся на земле барахло. Невеста, словно не замечая возникшей заминки, шагнула вперёд и... оступилась о подвернувшийся под ноги черепок.

А дальше случилось то, что никто вокруг — ни стража, ни Астия, ни глазеющие на процессию горожане, ни даже сама невеста — не мог и представить.

Странно одетый человек, неожиданно вышедший из бокового проулка, подхватил падающую на него девушку и, сказав что-то непонятное, аккуратно вернул её в «вертикальное положение».

Через мгновение на улице воцарилась гулкая тишина. Как будто великие боги внезапно лишили всех слуха.

Первой из ступора вышла высокородная.

Откинув занавесь паланкина, она направила указательный палец на незнакомца и бросила в него заклинание неподвижности.

Заклинание развеялось, словно дым. Незнакомец его попросту не заметил.

Внутри у сиятельной всё будто бы сжалось в комок. Случившееся привело её в ужас.

Сперва этот неизвестный играючи продавил считающуюся несокрушимой защитную оболочку. Затем совершил святотатство, коснувшись невесты Ашкарти. Потом, наплевав на все мыслимые и немыслимые магические законы, разрушил заклятие одного из сильнейших магов Империи и действительного члена Конклава.

— Взять его! — истерически взвизгнула женщина.

Оправившиеся от шока гвардейцы бросились к незнакомцу.

К немалому удивлению Астии, тот не стал отбиваться от них ни заклятиями, ни оружием, которого у него, скорее всего, и не было. Первого стражника он встретил хлёстким ударом в челюсть. Стражник упал, как подкошенный. Следующего незнакомец угостил ударом ноги в промежность. От третьего он уклонился, а после каким-то хитрым движением швырнул его в стену.

Стражники обнажили мечи.

Старший гвардеец, обладающий способностями к боевой магии, сформировал атакующее заклятье и метнул в цель.

Тщетно.

Призрачное лезвие разнеслось вдребезги, едва коснувшись противника.

— Живьём! — закричала высокородная.

Она уже поняла, с чем столкнулась.

Полный иммунитет к магическому воздействию.

В Конклаве на эту тему спорили неоднократно. Теоретически иммунитет считался возможным. На практике с ним никогда не сталкивались. Изучить феномен являлось задачей первостепенной. Даже порушенная неприкосновенность невесты выглядела в сравнении с этим просто досадной оплошностью.

Стражники навалились на неизвестного всей толпой. Бежать ему было некуда, и численный перевес нападавших сыграл в итоге в их пользу. Через десяток ударов сердца незнакомца придавили к земле и принялись тупо охаживать ногами и кулаками.

Сиятельная Астия выбралась из паланкина и резко вскинула руку. В небе сверкнула молния, громыхнул гром.

— Прекратить! — скомандовала она увлёкшимся избиением стражникам.

Команду стражники выполнили, хотя и без особой охоты. Минимум, четверым из них требовались услуги хорошего лекаря, желательно, мага. Двое, на всякий случай, продолжали удерживать валяющегося без сознания незнакомца.

— Живой, — отрапортовал старший гвардеец.

Астия подошла ближе, глянула на избитого, посмотрела на сжавшуюся у стены невесту Ашкарти... бывшую невесту Ашкарти... снова перевела взгляд на неподвижно лежащее тело...

— Отнести во дворец, в особую комнату. Заковать в кандалы. Глаз не спускать.

— Будет исполнено, ваша милость, — склонился в поклоне начальник стражи...

Возвращение из небытия оказалось чрезвычайно болезненным. Тело ломило так, словно его неделю топтало стадо бизонов. Рёбра, конечности, почки, физиономия... ни одного здорового места. И, что любопытно, это были вовсе не глюки, как думалось изначально...

Ведь поначалу моё путешествие по миру «наркотических грёз» выглядело вполне безобидным.

Место, в котором я очутился, выйдя из лавки торговца, странным отнюдь не казалось. Обычный небольшой городишко, маскирующийся под Средневековье, как где-нибудь в Германии или Франции, только с реально замусоренными улочками, вонью на каждом углу и шатающимися где попало аборигенами. Тоже, к слову, одетыми не по последней моде, а как настоящие, уважающие историю реконструкторы — в рвань и обноски...

Бывал я, кстати, когда-то на подобных тусовках. Зрелище достаточно любопытное. Взрослые мужики и тётки одеваются, как им кажется, в соответствующее эпохе шмотьё и начинают играться не то в войнушку, не то в карнавал. Ну, каждый, как говорится, сходит с ума по-своему, и кто я такой, чтобы им запрещать?

Вот я и не запрещал. Только смеялся по-тихому, что тамошнее большинство почему-то изображало себя или воинами «в сверкающих латах», или собирающимися на бал светскими дамами, или, на худой конец, чистенькими зажиточными горожанами...

В моих нынешних глюках ни чистеньких, ни сверкающих не обнаруживалось. А вот, к примеру, грязных и малость пованивающих оборванцев, наоборот — практически каждый первый. Даже «купцы», торгующие какой-то неаппетитной снедью прямо посреди улиц. И нищих тут — на каждом углу по парочке. Морд не видно, из груды тряпья только немытые лапы торчат, сложенные, как принято, лодочкой: «Господа, же не манж па сис жур. Пода-а-айте что-нибудь на пропитание бывшему депутату государственной думы»...

Ни по-французски, ни по-русски нищие конечно не говорили. Как впрочем, и все остальные. Здешний язык был мне незнаком. Хотя кое-какие известные лексические конструкции я в нём улавливал. Сказывался талант полиглота. Недельку бы в этом месте пробыть, наверняка начал бы понимать, о чём тут балакают...

А вообще, все эти «смысловые галлюцинации» смотрелись довольно прикольно — качественной, по всему видать, дурью накачал меня в своей лавке «Абдулази́з», раз я, даже зная об этом, воспринимал окружающий мир практически как настоящий, существующий вне моей головы...

По глючному городу я бродил около получаса. На меня иногда косились, но заговаривать не решались. Некоторые даже на другую сторону улицы переходили. Наверное, мой внешний вид настораживал: тактические штаны, берцы, ремень, футболка... Совсем не похоже на местных.

Но, в принципе, по погоде.

Температура, по ощущениям, градусов двадцать пять. Ветра нет, на небе ни облачка.